Что-то разбудило меня.
Шорох, словно кто-то ворошит бурые сухие листья, яркая вспышка. Свет. Горела настольная лампа. Я поднял голову, увидел тонкий расплывчатый силуэт голого человека, копающегося в горах бумаг и рецептов на столе.
- Поль? - позвал я.
Расстроенный - или, может быть, лишь делающий вид, что расстроен, раз уж он меня разбудил - он принялся швырять бумаги на пол. - Где словарь? Толковый словарь?
- Ложись спать, - я отвернулся. Вскоре шорох прекратился, я надел очки и снова посмотрел на него. Его тело приобрело очертания слишком внезапно, остро. Бледная, иссине-белая кожа блестела от пота. На шее, груди, спине, лбу, - всюду бугрились опухоли. Он выглядел как картина, написанная маслом по стеклу: фигура, прорисованная нежными, полными света штрихами. Один словарь лежал у него на коленях, в иссохших руках был другой. Он поднес его к лампе, листал страницы. Потом громко захлопнул, бросил на поредевшую стопку бумаг на столе.
- Что ты ищешь? - спросил я.
- Эта дрянь ни к черту не годится, - он взялся за другой словарь.- Нам нужна энциклопедия.
- Мы не можем ее себе позволить. У нас и места нет. - Я сел на кровати, плечи вздрогнули от прикосновения к холодной стене. Я безнадежно проснулся. - Что ты ищешь?
- Ангелов. Иерархию ангелов.
- Не будь идиотом, - сказал я грубо, но мой тон был порожден страхом, а не гневом. Он не обратил внимания на мои слова, нашел статью (968. Ангел. Святой. Мадонна), пробежал за несколько секунд. Громко захлопнул словарь, швырнул его так, что тот врезался в стену. Я взглянул на часы. Третий час ночи.
- Перестань, - шикнул я, - разбудишь соседей. Теперь ложись спать.
- Мне нужна иерархия ангелов.
- Подождет до утра.
- Я хочу знать сейчас.
- Ты не можешь сейчас узнать, третий час ночи. Утром заскочу в библиотеку, сниму тебе копию с энциклопедии.
- Если бы у нас была энциклопедия...
- У нас ее нет, у нас ее не будет, у нас не будет ее сегодня ночью.
Я замолчал, и он замолчал, и я почувствовал, как его раздражение иссякает. Это уже случалось много раз с тех пор, как ему поставили диагноз. Внезапная навязчивая жажда знаний, какой-нибудь неважной информации, которую невозможно достать. Потом неудовлетворенное желание исчезало и больше не возвращалось. Если же случайно ответ удавалось найти - что ж, он кивал почти равнодушно, а, может быть, записывал его куда-то. Несколько месяцев он носил с собой блокнот специально для таких случаев, потом тот куда-то затерялся. Это не имело значения, он никогда не вспоминал о нем. Ответ никогда не значил так же много, как жажда его получить.
Он встал, потянулся выключить свет, и в этот момент я внезапно вспомнил, как он выглядел, когда мы влюбились друг в друга. Спокойная сила его рук и плеч, заросли милых светлых волос на груди. Его открытое, умное лицо. Свет погас. Он прошлепал до кровати, простыня поднялась. Он лег под нее так, чтобы она оставалась между нами, повернулся ко мне спиной. Я обнял его, того, кем он был и кем стал, моя рука скользнула по его телу, обхватила его член. Я стал гладить его сверху вниз, еще раз и еще, и он начал твердеть.
- Пожалуйста, - Поль произнес это так тихо, что я не был уверен, что верно расслышал. Голос звучал так, словно его мучает боль.
- Поль? - переспросил я, но он сбросил мою руку.
- Пожалуйста, не надо, - я понял, что он плачет. - Пожалуйста, не трогай меня.
Он повернулся на живот, подушка заглушила всхлипы.
Бывают сны, когда ты понимаешь, что спишь и можешь изменить все к лучшему, ты можешь осознать и укротить свои страхи, установить над ними контроль. Я поцеловал его плечо, погладил по спине, и моя рука успокоилась там, где раздваивались его ягодицы. Он ненавидел свое тело, я чувствовал это, ненавидел то, во что оно превратилось, ненавидел секс, который навлек несчастье на нас обоих. Я все воспринимал по-другому, но мои чувства не имели значения. Я мог повлиять на сон, но не мог побороть его ненависть. Я не смел трогать его, раз он не хотел, чтобы его ласкали.
Я припал губами к его плечу, закрыл глаза. Я лежал неподвижно, пока его слезы не перешли в сон.
Через несколько дней после того, как он умер, я разбирал его одежду, опустошая шкафы и ящики, и в кармане старой куртки обнаружил блокнот, который он потерял много месяцев назад. Блокнот с ответами. Его хрупкий почерк заполнил едва ли треть страниц. Я читал медленно, замирая то на одной записи, то на другой ("каталепсия/эпилепсия", "Антигона, Исмена, Полиник, Этеокл"), пока не обнаружил недалеко от конца его записей девять ангельских орденов в небесной иерархии:
1. серафимы
2. херувимы
3. престолы
4. господства
5. силы
6. власти
7. начала
8. архангелы
9. ангелы
Ниже он написал:
"Они не могут перейти с одной ступени на другую, но гнездятся в сердцах друг друга, как те славянские куклы, что были у моей бабушки. Они вынуждают меня думать, в чьем же воображении я сейчас поселился".
Я закрыл блокнот и бросил его на кипу свитеров.
Дэвид Демчук. Семь снов